Ж. Бодрийяр посвятил современному граффити отдельную главу своей книги «Символический обмен и смерть». Он детально засвидетельствовав время и обстоятельства его явления миру: «Весной 1972 года Нью-Йорк захлестнула волна граффити, которые, первоначально появившись на стенах и заборах гетто, постепенно заполонили поезда метро и автобусы, грузовики и лифты, коридоры и памятники, целиком покрыв их примитивными или же очень сложными надписями, по содержанию своему ни политическими, ни порнографическими: это были просто чьи-то имена, чьи-то прозвища, взятые из андерграундных комиксов, – duke sprit superkool koolkiller ace vipere spider eddie kola и т.д., а рядом номер их улицы: eddie 135 woodie 110 shadow 137 и т.д., или же номер римскими цифрами, обозначвший как бы династическую преемственность: snake I snake II snake III и так далее до пятидесяти, по мере того как имя, тотемное наименование подхватывалось авторами новых граффити».
Несомненно, события,
происходившие в США (Филадельфия и Нью-Йорк) в 70-х – знаковая веха в истории
стрит-арта. Но ещё до того, как на стенах американских мегаполисов появились
первые тэги, во Франции произошло нечто, имеющее несомненное отношение к
современному стрит-арту. Знаменитый бунт студентов и профсоюзов в «красный» май
1968 года, лозунги которого превратились в эпатирующие высказывания: «Под этой
мостовой находится пляж», «Запрещено запрещать!», «Сюрреализм
жив!», «Скука контрреволюционна», «Вся власть воображению!», «Поэзия – на
улице».
Парижские надписи 1968-го
и первые американские уличные граффити 1970-х объединяет протест, но не только.
Интересные выводы из
локального американского опыта сделаны в статье Amos Klausner'а «Graffiti and
its relationship to the (built) environment», автор которой утверждает, что поколение
тинейджиров вышло на улицы с маркерами в руках, чтобы заявить о своём
существовании в безликом мире архитектуры позднего модернизма (по Klausner'у в архитектуре) . Послевоенная тяга к комфортной жизни «заразила» модернизм
позитивным рационализмом, надеждой на его способность создать социальный
порядок. Многие предрекали улучшение жизни через архитектуру («better living through architecture»). Необходимость
расширения жилого фонда в послевоенный годы привела к тому, что утопическое
архитектурное видение Корбюзье было применено в городском планировании,
результатом чего стало появление безликих, густонаселённых кварталов,
изолирующих их обитателей от остального города и усугубляющих их проблемы. Проект
не удалось воплотить в жизнь в том виде, в каком он был задуман его великим
автором, из-за экономии средств.
Но был в нем и другой
изъян: если изначально было разделение пространства для белых и
афроамериканцев, то после запрета сегрегации (в 1954 г.) комплекс (33
многоэтажки – город в городе) превратился в смешанный, а затем в зону
доминирования малообеспеченного афроамериканского населения. Преступность стала
расти такими темпами, что после нескольких неудачных попыток улучшить
криминогенную ситуацию в 1976 году территория была полностью расчищена.
Однако в таких или
аналогичных районах эпохи модернизма выросло целое поколение, заявившее о себе
столь своеобразным способом: я существую – это моё имя, это мой адрес. В
искусстве отразилось новая реальность и изменившееся сознание человека. Субкультура
граффити (вскоре ставшая частью хип-хоп движения) – постмодернистский ответ
подростков на угнетающую реальность модернизма. Ответ, приравненный к протесту.
Подросток пишет на стене баллончиком или маркером своё имя и номер улицы, тем
самым заявляя о своём существовании и отрицая среду, нивелирующую его «Я».
Основу новорожденной протестной
субкультуры составили: вандализм как осознанный отказ от традиционных
культурных ценностей и констатирование своей особости; авангардность,
превращение граффити в особый, свободной от ограничений способ коммуникации.
Протест и желание свободы
воплощены и во французских надписях 1968-го, и в первых нью-йоркских и
филадельфских граффити. При том, что «дозировка» протеста и свободы здесь
разной. Для американских граффити характерен принцип самоутверждения через
протест. Французские студенты, превратившие лозунги в надписи, протестовали
против той линии поведения (а скорее, жизни), которая навязывалась им
обществом.
Безусловно, развивающийся
стрит-арт сохраняет механизмы, заложенные изначально, но новое время диктуют
иные правила, придают его смыслам, формам и технологиям новые особенности. Простой
теггинг сменился разрисовкой вагонов метро и поездов, ставшей новым
этапом развития уличного искусства, потребовавшего креативности и быстроты
воплощения: начали складываться специфическая образность, техники и стили изображения.
![]() |
| Фото Брюса Дэвидсона |
![]() |
| Фото Джона Конна |
Любопытно, что «подземный вандализм» мог принести славу только при
наличии таланта и качественного исполнения.
Метро превращается в
галерею тщеславия райтеров, в их выставочный зал, а скамья – в
ещё одно закреплённое, помеченное художниками место. Именно тогда
возникла проблема вандализма, вскоре перекинувшаяся с граффити на стрит-арт в
целом. Общество не могло воспринимать разрисованные вагоны в метро как
искусство: возникло особое отделение полиции по борьбе с граффити, усердно лишавшее
«вандалов холста».
Однако нельзя не заметить, что к протесту, составляющему основу первых
тэгов, присоединилось желание эстетического воздействия на аудиторию, что
свидетельствует о трансформации субкультуры в направление искусства, о появлении стрит-арта как глобального обозначения социо-культурно-визуальных процессов в
городском пространстве.







Комментариев нет:
Отправить комментарий